Внезапно чучело дернулось. Раз, другой — сердце Планкета упало. И вдруг с едва слышным «чик-чик-чик» механизмов медведь поднялся на дыбы, вскинул лапы с коричневыми обломанными когтями. Раскрыл пасть и беззвучно взревел. У Планкета мурашки пробежали по спине. Получилось! Зверь выглядел живым и по-хорошему страшным.
— Рад за вас, друг мой, — сказал Фласк за спиной механика.
Планкет повернулся. Певец зевал, широко раскрыв рот.
Казалось, в чудовищной пещере его глотки рождается эхо. Стул смотрителя под Фласком надсадно поскрипывал, держась из последних сил.
— Браво, Планкет! Хорошая работа, — раздался еще один голос. Фласк поперхнулся, взмахнул руками; не удержал равновесия.
— Господин Шульц? — прохрипел певец, лежа на полу.
— А ты ждал кого-то еще, Сайрус? — Гибкий Шульц улыбнулся. — Поднимите его, джентльмены, будьте так добры. Мне кажется, моему дорогому другу Фласку сейчас, как никогда, нужна ваша помощь.
«Да, кэп», — нестройно пробурчали два близнеца в серых пальто. Фласк съежился в тщетной попытке стать невидимым. А еще через мгновение битой тушей повис между громилами.
— Посадите его, господа. Будьте добры, — Шульц был сама учтивость, и от этого кровь стыла в жилах. Зловещая насмешливая манера Гибкого пугала до полусмерти.
— Лицо твое черно, но кровь твоя красна… — разнесся по залам высокий, надтреснутый, словно бы стеклянный голос. — …КРАСНА!
— Что за черт? — Шульц покрутил головой.
«Серые» полезли в карманы пальто, в руке одного блеснул короткоствольный револьвер — Планкет зажмурился. Нервы были на пределе.
В следующее мгновение механик услышал грохот выстрела, и темноту под веками разорвала желтая вспышка. Затем началось жуткое: звук удара, вскрик, металлический скрежет, еще удар и через паузу — звуки падения: раз и два.
Убедившись, что еще жив, Планкет приоткрыл правый глаз.
Перед компаньонами возвышался огромный человек; белки его глаз казались огнями Святого Эльма. Твидовое пальто покрывали пятна гипсовой пыли. Человек смотрел на Планкета, опустив руки вдоль тела. Серые громилы резиновыми куклами раскинулись на полу. Рядом Шульц хватал ртом воздух.
На мгновение мелькнула нелепая мысль, что это вернулся добровольный помощник. Вернулся, пришел в самый ответственный момент, чтобы их спасти… Затем Планкет снова посмотрел на визитера. Изуродованное лицо, темная кожа и белая пыль. Черно-белый человек. Человек из немого синематографа…
Это был Крокус. Живой.
Планкет, издав крик раненой чайки, бросился бежать.
Стрекот светографического проектора. Луч бьет над головами зрителей и дробится по белому экрану на черные фигурки, занятые чем-то очень важным. Суетливые. Дерганые. Чудесная все-таки штука синема — свет переходит в свою противоположность, в тень. Тень превращается в деревья, в дома, в едущие автомобили, в набегающую волну, в утренние туманы над морем. В короткие черные пальто. В роскошные платья с блестками. В тонкие руки с перстнями. В лица. Особенно в лица. Волшебство, не иначе.
Перед глазами Планкета белый луч превращается в Перл, а вернее, в Полину, дочь аргентинского миллионера.
Титр: изображение розы на сером фоне, надпись: Полина.
Когда на экране впервые появлялась знакомая фигурка, Планкет обычно переставал дышать. Просто забывал, как это делается. И главное: зачем это нужно. Юбочка, берет, палуба броненосца, капитан смотрит с любовью и тревогой… Планкет глядел на экран, стекла очков отсвечивали в темноте, делая его лицо счастливым. Это он был капитаном, глядящим на тоненькую фигурку в легкомысленной белой юбочке. Это он становился горбуном с металлическими руками в пятнах заклепок, который поддавался чарам Полины-Перл и падал, смертельно раненный, пытаясь защитить ее от дикарей…
Белый луч творил волшебство. Мужчины в автомобиле, один толстый, другой тощий, с усиками — оба в тропической форме и пробковых шлемах. Губы тощего шевельнулись.
Черный экран и надпись «Полина!». Ее зовут.
Белоснежные длинные волосы, крупная грудь, едва прикрытая платьем, надменный профиль. Валькирия.
Титр: роза на сером фоне, надпись: Поли…
Громкий треск и обрыв пленки. Зрительный зал возмущенно загудел, по экрану заплясали черные штрихи, слились в целое и превратились в растопыренную черную пятерню…
Планкет мотнул головой. Черт! Это была какая-то неправильная Полина. Он прыгнул в сторону, уворачиваясь от руки Крокуса. Лихо перескочил через разложенные на полу инструменты, чуть не запнулся о толстенную книгу в грязной обложке «Охотнич…», но сумел удержаться на ногах. Победно выпрямился. И наступил на масленку…
Но ведь Полину по-прежнему играет Бригитта Амундсен? Разве не ради Бригитты он тщательно оббил тканью искусственного питона?
Планкет скользил вперед, ветер свистел в ушах. Стена неумолимо приближалась. На мгновение Планкету показалось, нет! он вспомнил, как должна выглядеть Полина — не рослая нордическая блондинка, а миниатюрная девушка, ловкая, смешливая, с каштановыми кудрями. И зовут ее не Бригиттой. Ее зовут…
В следующее мгновение он врезался в препятствие всем телом. Стена оказалась на удивление твердой. Добротная стена, облицованная гладким серо-зеленым мрамором… Планкет вяло соскользнул на пол, как брошенная на волнорез медуза. Мир вокруг стал бело-черным, раздробился под лучом проектора.