Кетополис: Киты и броненосцы - Страница 149

149

Петар, не отвечая, наклонился к щеке матери, но она вдруг заплакала, замахала на него руками и вытолкала прочь, на площадку. Истерически защелкали замки. Петар повертел в руках шляпу, раздумывая, постучаться ли в дверь. Расспросить бы, не случилось ли у матери чего плохого… Но время уже не позволяло.

Отчаянно махнув рукой, ионит начал спускаться по лестнице. Прикидывая на ходу: если идти по самому дальнему от канала краю бульвара, прямо под вязами, и смотреть только вперед… на канал не оглядываться… главное, не оглядываться на канал! Постараться найти взглядом крышу собора и только ее и держать в уме… Да, тогда он сможет дойти благополучно.

И действительно, сначала он шел неплохо. Просто отворачивался от серой ленты, которая дышала противным туманом, и быстро переставлял ноги, следя за плывущей все ближе крышей собора.

Но вот на гулкий удар тела об воду и крик — не обернуться не смог.

* * *

Мутная рябь канала разбивалась под ударами барахтающегося в ней человека. Петар, тяжело дыша, смотрел и не мог отвести взгляда. Ему казалось, что там тонет не один, а несколько. Много.

В захлебывающихся криках о помощи он будто узнавал голоса отца и братьев. Они тонули, а Петар не мог помочь. Или — мог?

Спины зевак заслонили от Петара тонущего. Помочь никто не пытался: дураков лезть в предзимнюю воду не было. Кто-то, торопясь поглядеть на зрелище, сильно толкнул священника в спину, едва не сбив с ног, — и Петар будто очнулся.

— Господи, помоги мне… Господи! — выкрикнул он. Толкнувший его, разглядев сутану ионита, собрался извиняться — но поперхнулся. Священник побежал вперед, будто толчок стал для него долгожданным посылом. Вспрыгнул с разбега на парапет, растолкав зевак, призвал Господа и — бросился вниз.

Люди потом удивлялись: зачем кому бы то ни было в здравом уме спасать старого бродягу, который ранним утром оказался настолько пьян, что рухнул через парапет? Особенно учитывая, что по каналу уже пыхтел черным дымом катерок речной полиции.

Стоявшие рядом в ответ утверждали, что глаза у молодого священника были зажмурены, а по лицу катились слезы.

Вода ударила Петара холодом, пробрала до самой души, объяла — и потащила, оглушенного, на дно. Глаза открылись, и он увидел, как слабо машет руками, погружаясь вместе с ним, темная фигура.

Утопленники в его представлении всегда отчего-то были белыми. Когда Петара снизу как будто что-то остановило и затем подтолкнуло к поверхности, он сумел ухватить эту темную фигуру за волосы и за ворот. Потащил вверх, за собой.

Раздувшееся от воздуха священническое одеяние помогло самому Петару продержаться на воде до подхода полицейского катерка. Но это он запомнил плохо. Не помнил, как оказалось на нем чье-то теплое пальто, не слышал, о чем спрашивали его полицейские.

Только когда в руки сунули чашку, он автоматически отхлебнул и вздрогнул от резкого вкуса рома. Горло неприятно обожгло, но по телу прокатилось тепло. Он прокашлялся и отодвинул чашку, которую продолжал держать у самого его носа седоусый полицейский.

— Хлебните еще, святой отец, — предложил полицейский, — вам нужно сейчас.

— Спасибо, сын мой, — ответил Петар. Полицейский, который сам ему в отцы годился, даже не усмехнулся. Верно, хороший прихожанин, проскользнула далекая мысль. — Благослови Господь твою доброту, но я обойдусь. Отдайте лучше тому человеку.

— В том человеке спиртного в избытке, еще хороший ром на него переводить, — пробурчал полицейский, мельком обернувшись на утробные звуки сзади. — Пейте, святой отец. Мой духовник говорит, что пост не касается тех, кто в пути и в болезни, а у вас сейчас и то, и другое. Бог простит.

— Молитва и пост нужны не Богу, а нам самим, — снова отказался Петар. И вдруг встревожился: — Куда вы меня везете?

— В госпиталь, конечно, — удивился полицейский. — После вашего купания инфлюэнцу подхватить или болотную лихорадку какую — проще, чем краба обогнать.

— Нет! Отвезите меня к пристани у собора, сделайте милость. Мне обязательно нужно там быть.

Полицейский набрал воздуха, чтобы возразить, но Петар посмотрел ему прямо в глаза. Тот выразительно покачал головой, но крикнул:

— Дэнни, разворачивай: святой отец требует к собору! — поколебавшись, забрал чашку и отодвинулся. Добавил напоследок: — У вас на голове дрянь какая-то из канала. Помочь вам убрать?

— Нет-нет, я сам, спасибо. — Ионит пошарил рукой по мокрым волосам и прямо с тонзуры снял полусгнившую ветку водоросли. Поглядел на нее, в уме что-то забрезжило. Провел по макушке еще, для верности перегнулся через борт катерка и помотал головой.

Вода, расходящаяся волнами от катерка, была совсем нестрашной. Там никто не скрывался, не манил, не грозил. Обычная вода — такая же, как в миске с супом или чашке. Только грязная.

Петар отвел взгляд — вода не держала его больше. Посмотрел на ладонь с веткой водоросли. И пробормотал:

— «Объяли меня воды до души моей, бездна заключила меня, морскою травою обвита была голова моя».

— Что, святой отец? — спросил седоусый. Ионит сказал уже громче, перебивая шум мотора:

— «Когда изнемогла во мне душа моя, я вспомнил о Господе, и молитва моя дошла до Тебя, до храма святого Твоего». — Перекрестился и пояснил озадаченному полицейскому: — Это из книги святого пророка Ионы. Я, как и он, благодарю Господа за свое спасение.

— Понятно, — отозвался мало что понявший собеседник. — Вот она, соборная пристань. Святой отец… вы возьмите, пожалуй, мое пальто. То, что на вас надето.

149