Кетополис: Киты и броненосцы - Страница 242

242

Я останавливаюсь, чтобы перевести дыхание.

— Франя, выслушайте меня, — говорю я. — Неужели вы не хотите для этого ребенка лучшей судьбы? Чтобы он всегда был сытый, довольный, чтобы не знал всего этого?

В ответ — молчание. Опять начинаем бегать. На третьем круге я сдаюсь. В груди выжигает воздух.

Сколько же тут этих рядов?

В изнеможении прислоняюсь спиной к стене, затылок холодит. Жрать хочу. И еще спать — просто чудовищно.

Я отталкиваюсь от стены. Время!

— Хотите, чтобы он вырос большим и сильным — таким, как я?

Иду вдоль стеллажей. Слушай, Франя. Пусть мой голос найдет и наполнит твою пустоту, твое одиночество, твое отчаяние. Может, я сумею.

— Франя, ответьте. Фра-ня! Я знаю, вы меня слышите.

Самое странное, что в этот раз Советник, воплощение кошмаров Грэма, здесь ни при чем.

В этот раз причина похищения не выгода, а… любовь.

Морлочка захотела быть матерью. Хотя бы так.

Об этом мне рассказал Грэм.

* * *

Они смотрят на нас. Мы смотрим на них.

Кажется, мы вляпались в большие неприятности.

Я делаю шаг и закрываю морлочку собой. Тоже мне, рыцарь подземного ордена.

— Беги, — говорю я одними губами.

Посылаю луч понимания. Есть такая штука — гипноз. Надеюсь, сработает. Главное, направить волевое усилие в одну точку. Лучеиспускание. Как-то Тушинский демонстрировал фокус угадывания на вечере у Ядвиги. Одна из актерских техник. Ну я-то артиллерист…

БЕГИ. Она стоит.

Я говорю:

— Рад был познакомиться, Франя. Береги мальчика. Уже уходишь?

Франя моргает, потом до нее доходит. Она бежит в темноту.

Нитхинан.

Я поворачиваюсь к ним. Странно, пришло время умирать, а настроение у меня такое, словно жизнь только начинается. Все еще впереди.

Из темноты выходит еще один человек — не сиамец. Европейские черты лица.

— Флот? — белый рассматривает мои погоны. — Что здесь нужно флотским?

В руке у него трость с металлическим набалдашником.

— Сдавайтесь, — говорю я. — Это рейд флота. Вы окружены.

Блеф.

— Он блефует, — говорит белый. — За ней!

Я заступаю им дорогу.

Они замирают в нерешительности.

— За ней, я сказал! Живо! — приказывает белый. — Сай!

Ч-черт. Не успеваю. Вертлявый проскакивает мимо меня — за счет природной скользкости, думаю. Зато сиамцы мимо не пройдут — хватит.

Шаги Франи и преследователя затихают позади. А я остаюсь лицом к лицу с неприятностями.

— Господа, — говорю я.

Первый сиамец улыбается. Второй смотрит на меня равнодушно — как на рыбу, лежащую на разделочной доске. Розовая мякоть, стук лезвия по деревянной поверхности. Я делаю шаг вперед. Черт — да я выше каждого из них на две головы и раза в три тяжелее. Даже будь я толстым оперным баритоном, я все равно бы их одолел…

Я даже успеваю заметить удар. Сиамец бьет левой рукой. Или правой?

Мир опрокидывается.

В груди у меня словно что-то взрывается. Замыкание. Голубые искры.

Аааа! Я перекатываюсь на живот. Вставай, Козмо.

…одежда спеклась с мясом.

Эти двое умеют бить.

А я в детстве занимался чертовой музыкой, а не проклятым боксом.

Родственники жены. Черт, а ведь действительно! Меня вдруг разбирает такой смех, что сиамцы на некоторое время перестают улыбаться и переглядываются.

Надо же их как-то отличать. Равнодушный пусть будет Толстым Ублюдком, а второй — Брюхатой Коровой. Вот и познакомились.

— Это называется муай-тай, — говорит белый.

— Что? — голос у меня хриплый.

— Сиамский бокс.

— Да пошел ты со своим боксом, — говорю я и встаю на колени. Это не так уж трудно. Главное, не дать коридору на тебя навалиться. И не кричать. Совсем не так больно.

— Будете упрямиться, лейтенант, они сделают из вас отбивную.

Я — морский офицер. Могу устоять на ногах в любую качку.

Сейчас баллов восемь. Это ерунда.

— Предпочитаю бифштекс с кровью, — говорю я. И наконец выпрямляюсь.

— Дерзость? — удивляется белый. — Очень хорошо, лейтенант. Вы знаете, что они с вами могут сделать? Пока они только разминались.

Я поднимаю руки, сжимаю кулаки. Драться, так драться. Бокс, так бокс. Черт, как голова болит.

— Зачем вам дети? — говорю я. — Вы, стукнутые на голову придурки, зачем вам дети?

— Пао!

Толстый Ублюдок прыгает, как мячик, и бьет коленом.

Я успеваю прикрыть голову согнутыми руками. И все равно чудовищно больно. Удар едва не сбивает меня с ног. М-мать! Но я чудом остаюсь на ногах. Ловлю сиамца (он неожиданно легкий) за пояс и швыряю в сторону. Он врезается спиной в стеллаж и переламывается всем телом. БУМ. Грохот. Сиамец падает на землю. С грохотом обрушивается полка, раскатываются какие-то металлические банки, одна останавливается прямо у моих ног. Меня трясет от ярости.

БУМ. Сиамец пытается встать.

Бум. Бум. Бум. Я поворачиваю голову. Белый хлопает в ладоши.

— Неплохо для благородного, — говорит он. — Но теперь вам точно конец, лейтенант.

Я смотрю, как сиамец пытается подняться на четвереньки. Выходит не очень. Как собака со сломанным позвоночником. Второй сиамец, Брюхатая Корова, смотрит на меня равнодушно, но с места не двигается.

— Плевать.

— Дело ваше, лейтенант. Кстати, вы знаете, что такое муай-тай? Только личная охрана короля владела этим боевым искусством… Что? — Его отвлекает возглас сиамца. Белый о чем-то переговаривается с равнодушным, потом сообщает: — Сейчас он вас убьет.

— Каким образом?

242