Осознав, что стоит посреди улицы под еще не погашенным фонарем и действительно рассуждает — не спуститься ли вниз просто для того, чтобы сосчитать: сколькими этажами продолжается его дом там, под землей, журналист хмыкнул. Это ж надо такое придумать! Больше года он ходит вниз, иногда раз в месяц, иногда чаще, но ни разу ему не приходило в голову прогуляться под своим кварталом. Решив, что отказываться от этой идеи он не будет, Грэм достал папиросу. Не то чтобы ему хотелось курить, но перед посещением Мамочки Мадлен хорошо бы успокоиться. Потому что нервничающему журналисту ответов на свои вопросы не дождаться.
За стойкой обнаружилось странное создание — маленькое, с насупленными бровями, энергично щелкающее счетами. Грэм пару секунд любовался торчащими вихрами и огрызком карандаша за ухом. Вслушиваться в бормотание не стал — какая ему разница, сходится в борделе дебет с кредитом или нет.
— Привет, Бонни. А где Мадлен?
— Здесь, дорогой. Не отвлекай малыша, пусть считает. — Из-за ширмы, закрывающей вход во внутренние помещения, выплыла невероятной красоты женщина. Конечно, ей было не двадцать и даже не тридцать, но каждая морщинка легла на свое место, только подчеркнув элегантность Мамочки. Черные волосы, поднятые в высокую прическу, точеная фигура профессиональной танцовщицы. Однажды Грэм видел, как танцует та, что когда-то была Крошкой Мадлен. Годы не смогли ничего сделать с легкостью движений и плавностью жестов. Изгибаясь, как лиана, прекраснейшая из женщин парила, превращая танец в тайну. Но самой большой тайной оставалась она сама — женщина, из всех предложенных судеб выбравшая самую странную — хозяйки портового борделя. А в том, что выбирать было из чего, Грэм не сомневался.
— Идем, дорогуша, я сделаю тебе кофе. Считай, Бонни, мне нужны цифры через час.
Журналист навострил уши. Это могло что-то значить, а могло не значить ничего. У Мамочки проблемы с деньгами? Ну, тогда ей просто стоит продать один из своих гребешков, сверкающих якобы дешевыми подделками. Грэм не разбирался в камнях, но в процессе одного расследования научился отличать фальшивые изумруды от настоящих. А разве кто-то будет совмещать в одном украшении камни ценой в сотни крон и стекляшки? Так что денежные проблемы Мамочке не грозили. Тогда зачем Бонни посадили за подсчеты с утра пораньше?
— Отнести кофе малышу? — Грэм взял чашку.
— Он уже три выпил с утра, хватит пока. — Мадлен присела на табурет и придвинула к себе вазочку с кремом. — Ночь тяжелая была, да и следующая будет не легче. Досчитает и спать отправится.
— А ты?
— Мне не надо. — Мамочка скорчила гримасу.
Это была еще одна тайна прекрасной женщины. Когда она спала? Однажды, нанюхавшись пыльцы, Грэм набрался наглости и спросил, когда она последний раз засыпала. Мадлен грустно улыбнулась и предложила сказать, когда она последний раз просыпалась. Журналист не помнил, что было дальше, да и не хотел вспоминать.
— Так зачем ты посадила Бонни за математику? Или это секрет?
— Секрет. Возможно, я продам заведение. Хочу знать, какую цену стоит запросить. Поспокойней, дорогуша, не опрокинь, кофе горячий.
Грэм судорожно кивнул и аккуратно поставил чашку.
— Как продашь? Кому? Почему?
— Кому — не твое дело. А почему… Здесь скоро будет опасно.
— Для тебя? — журналист не смог скрыть удивления. Все знают, какие покровители у Мамочки. Говорили, даже сам Канцлер…
— Для всех. — Мадлен насупилась, вдруг став похожей на своего брата, занимающегося в этот момент подсчетами. — Ты ведь рядом живешь, да? Переезжай куда-нибудь.
— А иначе что? — Грэм опустил глаза, пытаясь сдержать волнение. Ах, как он любил такие моменты. Тайна уже рядом, ты уже видишь ее, уже знаешь, что она покорится тебе. Моменты предвкушения.
— Ничего. Хорошего, в смысле. Сделаю малышу кофе, а то заснет над счетами.
Журналист потянулся и схватил Мамочку за руку.
— Мадлен, не пускай краба по кругу, скажи, что будет? Два слова, ты же знаешь, мне хватит!
Женщина заколебалась. Грэм позволил себе улыбку. Это была их любимая игра: два слова, по которым он находил решение загадки. Иногда такое решение, что Мамочка всплескивала руками и закрывала заведение, экстренно уезжая на встречу со «старым добрым другом».
— Киты. Подземные.
Грэм кивнул. Больше она ничего не скажет, дальше надо думать. Но Мадлен заговорила снова.
— И еще… Возможно, у тебя есть всего два дня. Возможно, у всех вас есть всего два дня.
Покинув бордель, журналист решил забежать в редакцию. Не потому, что Грэма там ждали, нет. Но после разговора с Мадлен ему хотелось чего-нибудь простого, например, поругаться с редактором из-за правок статьи — наверняка что-то выкинули, куда же без этого. Или помочь Кити в работе. Лишь бы перебить впечатление от разговора. Угораздило же с самого утра! Может, Мадлен просто свихнулась от постоянного недосыпания? Киты и подземные, подземные и киты. Или просто подземные киты? Или это он сошел с ума, когда пристал к ней с расспросами? Мало ему игр с Советником, еще со шлюхами приспичило поиграть! Пытаясь успокоиться, Грэм занялся чтением Статьи, Которую Он Никогда Не Напишет. Точнее, один раз он ее почти написал, вот только Советник уничтожил написанное. Но если немного напрячься, то вполне можно вспомнить содержание.
...Недетские игры Советника Фляма
Как быть, когда у вас хотят забрать ребенка? Если верить официальным источникам — а мы конечно же не склонны им верить, — то подобная проблема перед горожанами не стоит в принципе. Никто не покушается на целостность семей и не лишает детей родительской опеки. Даже программы помощи обездоленным семьям и той не существует, а уж толпы матерей, в родительский день осаждающие государственные приютные дома, автору просто привиделись! И сама идея о том, что для доказательства своего права на воспитание ребенка семья должна внести в казну определенную сумму — а не то государство само возьмет этого ребенка на обеспечение, — приснилась городу в страшном сне.