Кетополис: Киты и броненосцы - Страница 234

234

Крошечное сердце лежало на белом фарфоровом блюде. Синеватый кусочек мяса с подведенными электродами.

Ученый подавал разряды электричества, и сердце продолжало биться.

Жуть, думал я тогда с восторгом. Просто жуть.

Чертеж.

Точно! Чертеж выглядел грубой копией картинки из учебника анатомии — той, где изображено человеческое сердце. Только это была копия, выполненная инженером боевых автоматонов.

Похоже на огромное сердце — версия mecanicus.

Вечером, ложась в кровать, я представлял, как огромные лепестковые клапаны с лязганьем сходятся и расходятся, поршень движется, выталкивая жидкость — почему-то в моем воображении она была темно-багрового, почти черного цвета. Холодная, это чувствовалось даже на расстоянии, с густым масляным блеском.

Услышав о моих фантазиях, отец улыбнулся. Своей обычной натянутой улыбкой.

— Козмо, это всего лишь масляный насос высокого давления, — сказал он, — для автоматона. Он размером будет меньше фаланги пальца. А чертеж — это в большом масштабе, видишь?

Отец показал.

Это звучало убедительно.

Только вот я в то время готовился к поступлению в Навигацкую школу. И кое-что уже начал понимать — и в механике, и во вранье.

Поэтому я пошел в домашнюю библиотеку и отыскал инженерный справочник.

Болт д16, что означает диаметр резьбы шестнадцать миллиметров. Шестнадцать! То есть, даже не будучи инженером, можно сообразить — уже один фрагмент механизма явно больше всей обрисованной мне фаланги пальца.

А болтов на схеме было несколько десятков.

И значит, «масляный насос высокого давления» должен оказаться размером… скажем, метра полтора-два в высоту.

Забавный автоматон — для которого нужен насос такого размера.

О-очень забавный.

Кажется, я уже произносил слово «вранье»?

9. Таверна «Канатоходец»

В моей голове звучит музыка.

Танго.

Танец одиночества и похоти, Козмо. Одиночества и похоти…

Нитхинан. Ядвига. Девушка в розовом.

В клубящемся дыму предметы меняют свои очертания. Свет режет глаза, как прожектор. Проклятье, до чего меня качает. Ощущение такое, словно отстоял две вахты после жутчайшего недосыпа. Я добираюсь до барной стойки, с трудом находя фарватер между столами и снующими официантками. Швартуюсь.

— У вас есть кофе?

Бармен ухмыляется черной дырой рта. Двух передних зубов не хватает. Красавец.

— У нас есть ром, — говорит он. — Для тебя это сейчас самое то, приятель.

Я выпрямляюсь и смотрю на него в упор. Во мне метр девяносто роста и пара тысяч тонн прозрачного арктического льда за спиной.

— Хочешь со мной поспорить? — жду ответа. Ну давай, улыбнись еще. Мне хочется взять бутылку и расколотить ее о лицо бармена. С другого конца стойки на нас смотрят две девушки — рыжая и блондинка. Одна что-то говорит другой, та кивает.

Бармен скисает.

— Нет, господин офицер.

— Тогда заткни фонтан и налей мне коньяка. И крепкий кофе.

Рыжая тем временем поднимается и идет ко мне, фальшиво улыбаясь из-под спадающих на лицо локонов.

Я поднимаю стакан, смотрю на просвет. Коричневая коньячная жидкость — хоть с цветом не ошиблись, и то ладно. Играет граммофон, мужской гнусавый голос поет по-итальянски.

Уличная песенка, но мне неожиданно нравится. Как-то все это подходит одно к другому, все складывается: сигаретный дым, витающий в полутьме, теплый гнусавый голос и запах дешевого пойла. Хорошо.

— Как тебя зовут, красавчик?

Я поворачиваю голову. Вблизи рыжая кажется симпатичней — обманщик-свет, лучший союзник продажных девушек.

Я говорю:

— Козмо.

— Ничего себе! — она отстраняется, словно в удивлении. — Это из «Левиафана», да? Я знаю эту оперу.

— Нет, из «Аиды». Мои родители были без ума от имен Радамес и Амонасро.

Она надувает розовые губки:

— Грубиян.

Я улыбаюсь:

— Шлюха.

Пауза. Я думаю, что рыжая уйдет, но она не уходит.

— Ну да, именно. — Она забирается на высокий табурет рядом со мной. — Угостишь меня?

Она протягивает руку — по-мужски. Мне сразу вспоминается мамин социалистический кружок. Белое платье…

— Нона.

Я поднимаю брови. Пожимаю тонкие сильные пальцы.

— Польщен.

— Как хорошо перестать притворяться. Хотя бы на время.

— А ты не притворяйся, — советую я.

Нона хмыкает.

— Вообще-то я имела в виду тебя… — она рассматривает меня в упор, откровенно. — А ты действительно красивый, Козмо, — ее рука касается моей щеки. — Настоящий морской офицер. Я бы с тобой даже за бесплатно согласилась.

Теперь хмыкаю я. Конечно.

— Угу. Ты всем клиентам это говоришь?

— Да, — легко соглашается Нона. — Каждому хочется верить, что он у меня особенный… Я буду ром с сахаром.

— Как прикажете, моя госпожа. Эй, хозяин!

Пока она закуривает, я делаю глоток. Коньяк проваливается внутрь, скорее обжигая, чем грея. Чертова подделка. Размешиваю сахар в кофе, начинаю пить. Ложечка делает: звяк.

Рыхлая блондинка находит себе другую цель. Я провожаю ее взглядом. Блондинка, покачивая крупными бедрами, подходит к столику, за которым скучает одинокий морской пехотинец.

Я прислушиваюсь к разговору.

— Хочешь поразвлечься? — игриво спрашивает блондинка. Морпех поднимает голову.

— Почему бы и нет.

— Так чего мы ждем?

Морпех смотрит в пустой стакан.

— Я уезжаю в Патройю. Сегодня вечером.

— Ох, бедняжка! — блондинка проводит пальцем по его щеке. — Тогда тебе срочно нужен сувенир на память.

234